Fool's Mate (2000, ноябрь). Интервью с Атсуши Сакураи: Беги. Не останавливайся
Fool's Mate #299, ноябрь 2000 г.
Интервью: Такахиро Ишии
Сканы: Tigerpal
Перевод с японского: Pikopiko
Спасибо за помощь Diana_!читать дальше
Давно с ним не виделись. Его левое запястье забинтовано.
FM: Что у вас с рукой?
AS: Я хотел умереть.
FM: ...... *в замешательстве*.
AS: Вру *улыбка*. Кошка поцарапала.
FM: Не пугайте так больше. Однако вам доводилось бывать на краю смерти, верно?
AS: В Непале, во время поездки для фотосессии, я заболел и почти смирился с тем, что могу умереть. Это было четыре года назад. Там у меня случился перитонит, разорвался кишечник. Нехорошо так говорить, но в тамошних больницах совсем не оказалось никакого оборудования, и мне сказали возвращаться. Я был как в тумане. Видимо, из-за болеутоляющего средства. В самолет меня доставили на инвалидной коляске. Боль была такая, что от нее все онемело, и я уже потерял к ней чувствительность. Думал, что из-за такой болезни есть вероятность умереть, и примирился с этим, сдался на волю судьбы, уже не мог никак сопротивляться.
FM: Должно быть, в Нарите вас уже наготове поджидала машина скорой помощи?
AS: Нет... Обратный рейс был через Сингапур. Врач сказал мне, что машина скорой помощи ждет меня в Сингапуре, и велел мне там выйти, но я раскапризничался, сказал что-то вроде того, что если уж умирать, то в Токио *улыбка*. Поэтому вызов скорой помощи в Сингапуре был потрачен зря. Из-за условий страховки или чего-то другого в Японии я уже не мог этим воспользоваться, и поэтому в Нарите машины скорой помощи не было. До больницы меня домчал таксист *улыбка*.
FM: Опасный для жизни каприз... Кстати, у BUCK-TICK и прежде было довольно много песен о смерти. Но в этот раз «жизнь и смерть» появились перед вами собственной персоной.
AS: Да. Да.
FM: Изменилось ли ваше видение жизни и смерти?
AS: ... М-м-м, надо подумать... Как бы то ни было, это мое укрытие где-то со времен Kurutta Taiyou. Цвета в этом укрытии очень сильно сгустились... Все же это плод моего воображения, ведь собственного реального опыта за этим нет, хотя соприкасаться, видеть я могу... В самом начале... как бы так выразиться... даже мне самому иногда казалось, что это попахивает театральщиной. Хотя способом выжать из людей слезу это никогда не было. Постепенно я накапливал у себя внутри это чувство, временами отчаянно ударялся в буйство... говорил то, что можно было и не говорить. Это было во времена Six/Nine. Но все же «смерть»... легко превращается в драму. Исследование ее у себя внутри — бесконечный процесс, к тому же очень рискованный [прим. пер.: и потому, наверное, интересный], и при всем этом, когда нужно выразить свои мысли о ней в словах, у меня возникает желание эстетизировать ее. Так было все время, с давних пор... Как бы так сказать... То, что я пишу, я пишу исходя из размышлений, в основе которых лежит смерть. Хотя у меня нет намерения с благоговением называть то, что я делаю, искусством, но я хотел бы превращать свои мысли во что-то вроде фантастических картин на столе, потому что тут нет никаких ограничений.
FM: Вы даже сейчас воспринимаете это как вымысел?
AS: ... Ну, я называю это так из самозащиты. А для меня самого это абсолютно серьезно.
FM: Идущие одна за другой Megami и Sapphire — именно те песни, которые позволяют прочувствовать эту серьезность в полярных ее проявлениях. Особенно две последние строки в тексте Megami. «Одна только ты ко мне так добра. Ко мне, такому. Одна только ты». Меня сильно поразили эти слова.
AS: Хаха *смех*. Проняло?
FM: Да. До сих пор у вас не встречались такие обороты речи.
AS: Хахахахаха *смех*.
FM: Другие песни вы сочиняли с похожим настроем?
AS: Ну... м-м... да. Но я держал в голове и то, что в альбоме темп должен быть распределен равномерно. Например, если в начале такая бодрая песня как Baby, I want you, то...
FM: Да. Песни очень разнообразные.
AS: Да. Но мне нравится самому регулировать этот баланс, чтобы не получилось так, что все вровень. Как на эквалайзере, что-то выше, что-то ниже, зигзагом. Мне хотелось какую-то песню, чтобы можно было увести ее вниз, и как раз подоспела Megami, которую сочинил Хидэ. Мне хотелось написать что-то откровенное, на полном ходу помчаться навстречу упадническому настроению...
FM: Но тут все обнажено настолько, что...
AS: Если я все это принимаю близко к сердцу, то опять превращаюсь в аутиста или Ивашку-унывашку. Но здесь я проще к этому отнесся. Ведь это музыка.
FM: Вы сказали: «Ведь это музыка». Sapphire поражает своей музыкальностью... Вокал, текст, мелодия — все здесь переплетается в удивительной гармонии. Но, по правде сказать, даже и в голову бы не пришло, что это поет тот же человек, что поет Megami *улыбка*.
AS: Хаха *смех*. Сначала я пел обычно. Но это было та-а-к неинтересно. Не знал, что и делать. Закончить закончил, на 98 баллов, в 4 часа утра. Но чувствовал, что чего-то не хватает. А там было такое место, которое я спел апатично, бессильно, и Имаи сказал: «А попробуй спеть всю песню в таком духе». После этого я спел ее на такой унылый манер целиком.
FM: Вяло.
AS: Да. Сонно. Вот почему группа — это круто. Одно незначительное слово, одно слово от Имаи бывает так кстати — и в голове сразу проясняется, не как в манге, конечно, но как будто — бам! — и загорается лампочка *улыбка*. Так и должно быть в группе, я считаю.
FM: Действительно. Последняя песня, FLAME, удивительно простая и трогательная. «В тот день я полюбил». Настолько простой, прямодушной лирики у вас до сих пор тоже не было.
AS: Да.
FM: Мне кажется, что если бы эта лирика была написала раньше, то в ней [ближе к концу] внезапно обнаружился бы какой-то подвох, но сейчас получился своего рода противовес эстетике обманутых надежд на хэппи-энд. В этой песне до самого конца нет никаких хитростей.
AS: Да. Здесь так вышло само собой. Но все же я хочу сказать, что не забывайте, пожалуйста, о том, что каким бы чистым, простым и наивным ни было сердце, в нем есть темные закоулки. Но можно сказать и наоборот: несмотря на мои черные страсти, во мне есть и наивность. Такова жестокая реальность.
FM: Действительно. Это реалистичный взгляд на вещи. В самом конце идет строфа: «Как расцветают обильно цветы, как цветы умирают, / Как обильно ты расцветаешь, — Пусть и я мог бы жить так же», «Как обильно я расцветаю, — Пусть и ты могла бы жить так же».
AS: Здесь... как бы так выразиться... я намеревался завершить весь альбом с ощущением, отличным от его названия.
FM: Вероятно, цветы, о которых здесь поется, это не такие цветы, которые в одно мгновение расцветают и в одно мгновение осыпаются.
AS: Да. По моим ощущениям, они постепенно распускаются и постепенно увядают.
FM: В прежние времена они бы быстро расцвели и быстро осыпались.
AS: Да. Да. Возможно, то, что загорается ненадолго, как фейерверк или вспышка, сильнее трогают человеческое сердце. Но я подумал, не лучше ли всего в меру. Так, неспешно, постепенно. В этом тоже своя прелесть, да?
FM: Я думаю, такие слова стали возможны именно благодаря вашему прежнему жизненному и карьерному опыту. Вы так много пели о быстро расцветающих и быстро умирающих цветах, но все же ваша деятельность продолжается все время без перерыва.
AS: Да. Не потому ли люди-легенды встречаются далеко не на каждом шагу? Гении, прожившие свою жизнь ярко и мгновенно сгоревшие. Таких людей немного.
FM: Да, действительно. Но от вас, Сакураи-сан, исходит очень сильное ощущение того, будто вы всегда где-то почти на грани.
AS: Хахаха *смех*. Не-е-ет, я плетусь неспеша *улыбка*. Но бывает, что сбиваюсь с дороги. Тем не менее, сейчас я уже понимаю, что даже если ты потерялся, нужно идти. Пусть ты зациклился, пусть заблудился, главное — иди.
FM: Этот настрой «иди» прослеживается и в песне Kain, в том месте, где вы поете «беги». Насколько я понимаю, основой послужил миф о Каине и Авеле из Ветхого Завета. Старший брат Каин убил своего младшего брата Авеля, и с тех пор потомки Каина живут навеки проклятые Богом.
AS: Да... Все же... ну... хотя сам я не приверженец какой-либо религии, в том числе христианской, но суть в том, что все мы, весь человеческий род, — потомки Каина, ведь так?
FM: Именно. Ведь он сын Адама.
AS: Да... Все мы несем первородный грех... хотя это и не то же самое, что вина за свое рождение* или вина за свое существование. Но, так или иначе, мы должны жить... хотя, пожалуй, «должны» — слишком сильно сказано... Просто благодаря тому, что мы живые, мы способны испытывать в том числе и боль. В Baby, I want you как раз об этом и говорится: «Раз уж мы живы, давайте наслаждаться, хотя бы сейчас!». А в Kain посыл такой: «Беги, пока не умрешь! Не останавливайся!». Хоть барахтаясь, хоть ползком, каким бы безобразным и жалким ты ни был — не важно!
[* В оригинале он говорит: 生まれてすいません («Мне очень жаль, что я родился». Это известное выражение из повести Осаму Дадзаи «Знаменосец XX века». Если цитировать Дадзаи более точно, то фраза выглядит так: 生れて、すみません].
FM: Однако, мне кажется, в обществе более глубоко укоренилась не столько вина за свое рождение, сколько обида на родителей за то, что произвели на этот свет.
AS: Да, да. Но... не знаю, как сказать... м... мое сердце открыто всему, в нем много надежды. Поэтому... простите, что перескакиваю... когда появилась RHAPSODY, которую написал Имаи (в том числе текст), она не то чтобы подтолкнула меня вперед, но я сидел один и поддакивал: «Все верно! Так и есть!».
FM: Только в этой песне есть спасение.
AS: *улыбка* И не говорите. Мне нравится, что она обращена вперед. Поэтому... может, и не страшно, даже если у человека есть какая-то боль. Однако не надо делать из этого вывод, что я позитивный человек, и если я вызываю желание сказать «Заткнись ты со своими утешениями», я прошу вас потерпеть *улыбка*.