B-Pass #62 (1991, март). Kurutta Taiyou: интервью с Атсуши Сакураи
Интервью: Ясуэ Матсуура
Сканы: Tigerpal
Перевод с японского: Pikopikoчитать дальше
YM: На то, чтобы написать лирику, у тебя ушло довольно много времени.
AS: Большую его часть я потратил впустую *улыбка*.
YM: То есть ты решил, о чем хочешь написать, но тебе никак не удавалось выразить это словами?
AS: И это тоже. Я все откладывал и откладывал, все говорил себе: «Не сейчас, попозже». Было такое состояние, что я только размышлял, а кисть не двигалась с места... Думал всякое, вроде: «Зачем я собираюсь писать такое?».
YM: Ты имеешь ввиду работу по сочинению лирики? Или же ты про содержание?
AS: И то, и другое, наверное. Как бы выразиться... я знал, о чем я хочу написать, но это было нечто вроде образов. Например, безумие или моя слабость. Я совершенно точно изначально не являюсь сильным человеком. Когда я психически подавлен, я мысленно бесконечно мусолю эту тему. Ни на чем не могу сосредоточиться и ухожу в алкоголь с головой *улыбка*.
YM: Но ты о таком и раньше говорил. Ты говоришь об этом постоянно.
AS: Я же неженка, чего с меня взять *улыбка*.
YM: А безумие — это то, что скрывается за этим?
AS: Скорее, это та моя сторона, которая проявляется тогда, когда я хочу скрыть свою слабость... Безумие — это когда я чересчур выпендриваюсь. В общем, я понял, что у меня нет другого выбора, кроме как писать про самого себя. Мне кажется, что все, что было раньше, — это только внешний вид, форма. Я гонялся только за стилем, а содержание было поверхностным. И вот я подумал, что не хочу так, что хочу разом выплеснуть свою страсть. Я хотел во что бы то ни стало вытащить эту свою сторону через описание себя.
YM: Желание писать на японском, о котором ты говорил в недавнем интервью, тоже исходит из этого настроения?
AS: Да. Когда я пишу, используя декоративные слова и красивые выражения, создается впечатление, будто я впереди всех и выше всех. Я понял, что это... совсем не так. Однако это не значит, что я смог полностью избавиться от этого недостатка, поскольку он также является проявлением моего желания быть увиденным людьми, когда я выхожу на сцену и пою.
YM: Однако ты решил, что хочешь что-то изменить.
AS: М-м-м-м... не то чтобы я хотел изменить. Возможно, я хотел для себя какого-то импульса. Вместо того, чтобы беспокоиться только о том, как я выгляжу в глазах людей, я жаждал чувств, которые отдавались бы у меня внутри, и намеревался пользоваться только теми словами, которыми я владею. Я решил, что в этом несомненно будет гораздо больше страсти. Просто, понимаете, я подумал: «Чем я вообще занимаюсь! Что за хрень!». Мне хотелось разбудить в себе возбуждение или импульс.
YM: Сделав так, ты показал, какой он, Атсуши Сакураи?
AS: Да, думаю, что в гораздо большей степени, чем раньше. Мне кажется, что я показал не нечто похожее на себя, а именно себя.
YM: С помощью японского языка. С помощью собственных слов.
AS: Хоть я и японец, но мне казалось, что было бы странно зацикливаться на японском *улыбка*. И наоборот зациклился на английском. Английский хорошо ложится на ритм, я часто прибегал к нему. Хотя я и в английском ничего не смыслю *улыбка*.
YM: Не BOYS & GIRLS, а мальчики и девочки. Твоими устами говорит Хироми Го и иже с ним *улыбка* [прим. пер.: речь о фразе «Onnanoko Otokonoko» («Девочки и мальчики» в песне Speed, которая повторяет название дебютного сингла Хироми Го Otokonoko Onnanoko].
AS: Не, ну а что *улыбка*. А «станьте бабочками, станьте цветами» — это из Линды Ямамото *улыбка* [прим. пер.: имеется ввиду песня Линды Ямамото Dounimo Tomaranai].
YM: Не знаю, из-за японского языка это или нет... Раньше твою лирику, Аччан, называли развратной и чарующей, а в Kurutta Taiyou она скорее более человеческая. Например, если говорить о выборе слов, ты используешь такие слова, как «слезы» и «мечты»... В этих выражениях эмоций можно почувствовать течение человеческой крови.
AS: Думаю, что определение «более человеческая» подходит.
YM: Я тут попробовала выписать себе эти слова. Вот, например, «прощай», «мы больше не встретимся». Подобные слова прощания использованы у тебя довольно много раз. «Сходить с ума» тоже очень часто появляется. Я подозреваю, что это ключевые слова, которые подводят к тому, о чем ты как автор хотел сказать, к общей лирической теме альбома.
AS: Слова, которые мне нравятся, я использую по много раз. Угу.
YM: Только поэтому?
AS: Только поэтому *улыбка*.
YM: М-м-м-м... Послушай, я скажу это не столько как интервьюер... Я никак не могла избавиться от этого ощущения, когда прочитала лирику... Прости, об этом трудно говорить... Просто мне приходят в голову мысли о твоей маме. Ты там пишешь «жизнь», «жить»... Мне показалось, что, может, ты написал про свою ушедшую маму...
AS: Лишь об этом. Да. Целиком и полностью... Поэтому... Особенно это касается двух баллад. С позволения двоих наших композиторов я взял мелодии, которые они сочинили для меня, и написал такую лирику. Даже несмотря на то, что мне показалось, что писать лирику о таких личных обстоятельствах, нехорошо...
Этот разговор не имеет совершенно никакого отношения к музыке. Вы не против?
YM: Ничуть. Однако услышать этот рассказ от тебя самого, Аччан, — это так...
AS: Аа. Но написав лирику, я немного успокоился по сравнению с тем, как было до этого.
YM: Угу.
AS: Я был тогда ужасно занят.
YM: Аа. В то время, когда скончалась твоя мама?
AS: Мы были в туре. И после этого тоже тур непрерывно продолжался. Потом закончилось лето, и, наконец, перед началом звукозаписи вдруг появилось свободное время. Я тогда был по-настоящему оглушен, ничего не видел вокруг себя. Я позвонил, но не понял, в чем дело. На дворе ночь, а я, пьяный, звоню в родительский дом. В чем дело? Мама не снимает трубку. Просто... Я не хочу давить на жалость. Это не то, что держат в секрете, и не то, чем щеголяют... Просто... я не хотел забыть. Мне позволили запечатлеть это в песнях. Ведь на CD это останется навсегда. Говорят, со временем все забывается, но мне противна эта мысль. Поэтому я взял эти мелодии...
YM: Я сомневалась, можно ли спрашивать об этом в интервью. Услышав сейчас этот рассказ от тебя, я в растерянности, скребет на душе. Просто это было такое внезапное ощущение, поэтому я решила, что, может, я это сама надумала.
AS: Угу. Однако если этот альбом будет хорошо продаваться, получится, будто я маму в корыстных целях использую... Пришлось обдумывать даже такое... Но я все-таки написал это, потому что хотел написать и хотел, чтобы это осталось. Она была для меня великим человеком. Поэтому мне хотелось сберечь эту память во что бы то ни стало.
[Смерть мамы] я иногда заменяю словом «Солнце». Присутствие Солнца абсолютно. Даже если я пишу в какой-нибудь песне «хочу сойти с ума», я имею ввиду, что хочу вернуться в утробу, хочу услышать колыбельную еще раз... То, что я написал, только об этом. Что-то такое было в романе. «Дети из камеры хранения». Я уже читал его когда-то, но недавно прочитал снова и стал воспринимать его иначе.
YM: Угу.
AS: Этот альбом — посвящение. Мне позволили посвятить его Солнцу внутри меня.
YM: Я думаю, что в этом альбоме ты достиг того, что сумел обратить свои чувства в слова. Тебе грустно, больно и одиноко, но ты стал способен выразить это словами...
AS: Да. Вернее... я пока еще... не знаю, осталось ли что-то на данный момент в этом нарыве или нет... Я думаю, она навсегда останется со мной. Я никогда... не забуду. Не хочу забывать.
YM: Понимаю. Прости... Думаю, тебе было очень трудно об этом говорить. Спасибо.
Ты знаешь, Аччан, твоя манера пения в этот раз очень разнообразна. Тут и обработка эффектами, и низкий голос, и крики — ты много всякого попробовал.
AS: Попробовав спеть несколько раз, я выбираю самый лучший вариант. Сначала нащупываю нужное методом проб и ошибок и в первую очередь пытаюсь ухватить характер. Потом много-много раз пою, и пока пою, сами собой возникают эмоции, что происходит отчасти оттого, что тексты написаны теми словами, которые были у меня внутри. В период Aku no Hana я выкладывался, пока пел в акустической кабине, но потом мне было все равно, как там это будут обрабатывать. А в этот раз едва я ухватывал нужную форму, меня утягивало в эмоции, а затем начиналось состязание с самим собой, скажем так... А эффекты — это просто акцент, я не пытаюсь пускать пыль в глаза с помощью техники. В общем... как я недавно говорил, я провоцировал в себе возбуждение или импульс.
YM: Наверное, пока ты пел одно и то же по нескольку раз, тебе приходили на ум разные идеи относительно манеры исполнения, после того, как ты поймал характер песни.
AS: Да. Так это и происходит — в процессе пения. Первые несколько раз — это просто нечто, скажу я вам *улыбка*. Приходится себе напоминать: «Следи за интервалом и ритмом!». Затем, после того, как освоюсь, пробую петь по-разному, например, пережимаю горло и пою зажато, или животом выталкиваю резкий звук; пробую отдаляться от микрофона, приближаться к нему, пробую петь раздражающим голосом. В общем, я с множеством вариантов экспериментирую.
YM: Во второй песне с низким голосом очень интересно получилось.
AS: Ох, это... на самом деле, было уже в самом-самом конце, когда сроки были на исходе *улыбка*. Оставалась только запись вокала... Та стадия, когда делается микширование. Мне сказали, что запись вокала начнется в 3 часа, а я совсем не спал, работал примерно до 12 часов. Я решил, что будет лучше, если я немного вздремну, и лег спать, а когда проснулся, стрелка часов уже перешагнула за 3 часа *улыбка*. Я такой: «Вот черт!». Помчался в студию, как был, спел и опять уснул. В это время завершалось микширование. Когда я проснулся, песня была готова. Это было как будто во сне *улыбка*.
YM: Аха-ха-ха.
AS: Честное слово, если бы я не спел это низким голосом, я бы, наверное, это вообще не спел.
YM: Эй, что ты такое говоришь!! Однако ты поешь на разные голоса даже в рамках одной песни. Ты заметно повысил свое мастерство. А! Наверное, грубость говорить такое вокалисту? *улыбка*
AS: Нет-нет. Я и сам порой так думаю *улыбка*. Но я уловил суть, скажем так. Каждый раз, когда мы выпускаем альбом, я учусь правильно использовать голос, горло и так далее.
YM: И, наверное, во время пения ты стал более эмоциональным?
AS: Наверное, это потому, что я полностью ухожу в своей мир в этот момент. Мне не хочется показывать то, как я выгляжу, когда пою *улыбка*
YM: Чтобы не вышло, как в сказке «Журавлиная благодарность»? [1]
AS: Аха-ха. Точно. По правде говоря, бывали моменты, когда я, вспоминая маму, становился слишком эмоциональным, меня начинало трясти крупной дрожью. Угу... Точно попадать в интервал и ритм тоже, конечно, важно, но я заново для себя понял, что все-таки правильнее всего петь чувствами. Возможно, я один такой, кто так думает, но мне этот альбом действительно очень нравится.
YM: Этот альбом полон твоей теплотой, Аччан. И мыслями о маме.
AS: Я очень рад это слышать.
---------------------------------------------------
[1] Журавлиная благодарность / 鶴の恩返し
(пересказ сказки с японской википедии)
Давным-давно в неком месте жили старик со старухой. Одним снежным зимним днем старик отправился в город, чтобы продать поленья, и увидел журавля, попавшего в ловушку. Пожалел старик журавля и выпустил его на свободу. Той же суровой снежной ночью в дом стариков постучала прекрасная девушка.
— Смерть разлучила меня с родителями, и теперь я иду к родственникам, которых я никогда не видела. Не пустите ли меня переночевать? — спросила она.
Старики охотно ее приютили.
А метель все не стихала — и на следующий день, и на следующий, и девушка так и оставалась в доме стариков. Все это время она старательно помогала им по хозяйству, а они не могли на нее нарадоваться.
Однажды девушка сказала:
— Не хочу идти к незнакомым родственникам. Хочу быть вашей приемной дочерью.
Старики обрадовались и дали согласие.
А девушка так и продолжала помогать им. Однажды она попросила купить ей нитей, чтобы соткать полотно, а когда старик вернулся с покупкой, наказала супругам:
— Ни в коем случае не заглядывайте, — и заперлась в комнате.
Три дня и три ночи без сна и отдыха она ткала один тан полотна, пока не закончила.
— Продайте его и купите еще нитей.
Ткань, которую она соткала, оказалась такой красивой, что по городу тут же пошли разговоры, и ткань ушла по высокой цене.
Из тех нитей, которые снова купил старик, девушка соткала второе полотно, краше первого. Старик продал его за еще большую цену. Так супруги разбогатели.
В третий раз заперлась в комнате девушка. Старик со старухой все это время хранили обещание, но тут старуху одолело любопытство, как же девушка ткет такую красивую ткань, и заглянула в комнату — но вместо девушки увидела журавля, который ткал полотно невиданной красоты, вплетая в него собственные перья. Лишенный почти всех перьев, журавль выглядел жалко.
Закончив работу девушка вышла к удивленным супругам и призналась, что она — тот самый журавль, которого спас старик.
— Я хотела навсегда так и остаться вашей дочерью, но теперь, когда вы увидели мой истинный облик, мне придется уйти от вас, — сказала она и, обратившись в журавля, улетела в небеса на глазах у опечаленных разлукой стариков.