Pia Music Complex (1991, ноябрь): ATSUSHI vs Атсуши Сакураи

[pikopiko]

Сакураи и «Посторонний» Камю... Вот ты какая, счастливая смерть.



Сканы: Tigerpal
Перевод с японского: Pikopiko


Допрос внутри зеркала о противоречивом «Я», эстетике повествования, меланхолии и безнравственности

«Из одних только слов противоречие создать нельзя. Нельзя выразить парадокс только тем, что содержится в словах».
«Есть я, которого нельзя выразить словами, поэтому твои стихи превращаются в парадокс».
ATSUSHI, живущий внутри Атсуши. Поэт, управляющий в BUCK-TICK сверхъестественными силами.
Это беседа с другим своим «Я», которое Сакураи показывает впервые.


~ Страсть со знаком минус. Безнравственная красота. Ядовитая сладость ~

— Ты кто? — спрашивает ATSUSHI.
— Я — это ты, — ответил Атсуши.
Кто-то, кто живет во мне. Неопределенное, смутное «Я». Немыслимо свирепое, невообразимо нежное. Может, именно оно моя подлинная сущность, а сам я — маска? А оно — апостол искаженного страстного желания, ревнующий к самому себе?
— Ты кто? — спрашивает Атсуши.
— Я — это ты, — ответил ATSUSHI.
Антиномия, живущая внутри у каждого. Находящееся в противоречии «Я». Ангел, который завидует Дьяволу, и Дьявол, влюбленный в Ангела. Священник, помешанный на золоте, и богач, горестно вздыхающий о любви. Два человека, живущих в Атсуши Сакураи, начинают разговор.


Атсуши: Я видел сон.

ATSUSHI: Что за сон?

Атсуши: Как будто я обрел вечность. Вечную любовь. Вечное счастье.

ATSUSHI: Это точно был сон. Вечности не бывает.

Атсуши: Нет, бывает. Должна быть.

ATSUSHI: Есть только мгновение.

Атсуши: Вот поэтому лирика, которую ты пишешь, свалилась в принцип «жить настоящим мгновением».

ATSUSHI: Это комплимент.

Атсуши: Бывают моменты, когда я думаю, что идеал музыки состоит в том, чтобы передавать тем, кто тебя слушает, свет и надежду. У тебя так бывает?

ATSUSHI: Такое мнение есть. Но я не тот, кто так думает.

Атсуши: Тогда что ты такое?

ATSUSHI: Ты сам знаешь это лучше всех.

Атсуши: Ты где-то ищешь вечность.

ATSUSHI: Может быть, в глубине души я стремлюсь к вечности. Но когда я пишу лирику, слова превращают это стремление в парадокс.

Атсуши: Ты думаешь, что ее не может быть, но ты хочешь, чтобы была, и где-то ищешь ее.

ATSUSHI: Когда я смотрю на это серьезно, я понимаю, что это абсурд, что никакой вечности нет и быть не может.

Атсуши: Есть, говорю тебе. Поэтому я написал лирику, где есть слова: «Пусть остановится время и для нас двоих опустится занавес...». KISS ME GOOD-BYE.

ATSUSHI: Раз так, почему и ты, и я пишем о сексе?

Атсуши: Потому что это одна из тех тем любовных песен, которую невозможно избежать.

ATSUSHI: Невозможно избежать? Я думал, по каким-то более позитивным причинам.

Атсуши: Если пишешь руководствуясь лишь своим желанием написать про это, то получается просто эротика.

ATSUSHI: Наверное, мы пишем про секс потому, что это — олицетворение эфемерности. Согласен?

Атсуши: Да.

ATSUSHI: Тот, кто говорит, что моя лирика про эфемерность, тоже скептически относится к вечности. Возможно, он боится последствий.

Атсуши: Ты тоже боишься!

ATSUSHI: Аа. Интересно, что будет, если то, что вечно, и то, что несет в себе веру, рухнет? Мне кажется, что рухнет до основания все, включая меня с моей верой.

Атсуши: Если я — вечность, то... ?

ATSUSHI: ... я — один миг.

Атсуши: Это потому, что раньше ты был типом, который ни во что не углублялся.

ATSUSHI: Если сказать, что я был спокойным, это прозвучит красиво, но по сути я был учеником, который рисовал вялые, безразличные, скучные картинки.

Атсуши: Тебе было страшно от того, что если углубишься во что-то, все станет одного цвета.

ATSUSHI: Я думал, что хорошо, когда всего в меру.

Атсуши: Когда ты узнал о музыке, это изменилось.

ATSUSHI: Музыка спасла меня.

Атсуши: Потому что своя система ценностей и эстети... [в этом месте какой-то малевич прилепил черный квадрат прямо поверх текста, поэтому, к сожалению, эта часть текста недоступна для чтения].

ATSUSHI: [из-за черного квадрата невидно, но, скорее всего, стоит глагол «искать»] Я искал [...] музыку, поэтические сборники, романы, фильмы.

Атсуши: Из всего этого я создавал меня.

ATSUSHI: И меня.

Атсуши: Это был первый шаг на пути создания себя.

ATSUSHI: Но встретить то, что понравилось бы до такой степени, что вызывало бы чувство «вот оно!», непросто. Даже сейчас на это требуется немало времени.

Атсуши: Это потому, что мне нравится все немного причудливое и своеобразное.

ATSUSHI: Аналогично.

Атсуши: Если я обнаруживаю роман или фильм из категории «вот оно!», то возникает эмпатия, с присущими мне особенностями.

ATSUSHI: Поэтому даже из одной-единственной строки или одной-единственной сцены у меня в голове разворачивается собственная, только моя история.

Атсуши: Нечасто удается поговорить об этом. О том, как встречаешь такие произведения, которые настолько подходили бы.

ATSUSHI: Честно говоря, все, кроме вещей из категории «вот оно!», мне кажется напрасной тратой времени и сил. Я не хочу распыляться понапрасну.

Атсуши: Однако напрасным нельзя пренебрегать.

ATSUSHI: Я знаю. Среди напрасного прячется «вот оно!»...

Атсуши: Идеи для Aku no Hana BUCK-TICK ты почерпнул из поэтического сборника Бодлера.

ATSUSHI: Там было много трудных стихов. Но его негативная страсть была прекрасна.

Атсуши: Да ты больной *улыбка*.

ATSUSHI: Мне такое нравится. Такое ядовито-сладкое.

Атсуши: Все вкусное вредно для здоровья.

ATSUSHI: Негативная страсть, красота безнравственного... Я думаю, что у BUCK-TICK именно такой вектор.

Атсуши: Люди, художественные произведения, вещи — меня привлекает то, где есть темные, тяжелые тона.

ATSUSHI: Пастельные цвета не твое?

Атсуши: Угу.

ATSUSHI: А что еще тебе подошло?

Атсуши: «Дети из камеры хранения» Рю Мураками.　

ATSUSHI: «Исповедь “неполноценного” человека» Осаму Дадзаи и Юкио Мисима тоже хороши.

Атсуши: А как тебе «Норвежский лес» Харуки Мураками?

ATSUSHI: Нравится. И его же «Страна чудес без тормозов и Конец Света» тоже. Она меня вдохновляет.

Атсуши: А из кино мне нравится Годар.

ATSUSHI: Как создатель он потрясает.

Атсуши: Отрицательный герой, которого играет Ален Делон, мне тоже нравятся...

ATSUSHI: Жуткий эквилибр красивой внешности и злодейства.

Атсуши: Если уж мы заговорили о любви к Алену Делону... Похоже, что есть люди, которые думают, что песня Chikashitsu no Melody из альбома Kurutta Taiyou тоже связана с фильмом [прим. пер.: имеется ввиду фильм режиссера Анри Вернея «Мелодия из подвала» (1963), в котором одну из главных ролей сыграл Ален Делон].

ATSUSHI: Но на самом деле эти вещи никак не связаны. По крайней мере, я связи не вижу.

Атсуши: Я тоже.

ATSUSHI: Тот «подвал» — это материнская утроба.

Атсуши: Та «мелодия» — это звук сердцебиения.

ATSUSHI: О следующей после нее песне Taiyou ni Korosareta некоторые спрашивали: «Это влияние Камю?».

Атсуши: «Постороннего» Камю?

ATSUSHI: Повесть об абсурде. На вопрос о том, почему он совершил убийство, он ответил: «Все вышло из-за солнца».

Атсуши: Хотя я совершенно не отдавал себе в этом отчета, но, возможно, тут есть точки соприкосновения.

ATSUSHI: Он тоже обвиняет солнце.

Атсуши: Содержание [Taiyou ni Korosareta] повторяет тебя.

ATSUSHI: Один мой конфликт. Несмотря на то, что я поднимаюсь на сцену по собственной воле, я пытаюсь представить, что было бы, если бы существовал я, который отказывался бы это делать.

Атсуши: Другой ты?

ATSUSHI: Это противоречие, которое я создал у себя внутри. Оттолкнувшись от этого противоречия, я начал писать.

Атсуши: Ты больной *улыбка*.

ATSUSHI: Я возбуждаю чувство страха у себя внутри. Я всегда использую такой способ выражения замысла.

Атсуши: Все-таки ты какой-то парадоксальный.

ATSUSHI: В противоположность тебе.


~ Мечта и разочарование. Солнце и луна. Им никогда не сиять в одно время ~

Атсуши: Предположим, если содержимое головы — это я, то...?

ATSUSHI: ... слова — это я.

Атсуши: Я, живущий в голове, и ты, проявляющийся через слова, — полные противоположности.

ATSUSHI: Из одних только слов нельзя создать противоречие. Нельзя выразить парадокс одними только словами.

Атсуши: Меня со стороны не видно и словами меня нельзя выразить. Поэтому, из-за того, что есть такой я, твоя лирика обладает энергией парадоксальности.

ATSUSHI: Было бы лучше, если бы о твоем существовании знал только я.

Атсуши: Потому что, возможно, только я могу одобрить и утвердить твои стихи.

ATSUSHI: Я сомневаюсь, стоит ли показывать всё. Если я и ты одновременно выйдем на свет божий, что тогда останется?

Атсуши: Ничего не останется.

ATSUSHI: Пустота. И тогда сколько бы я ни пел, ничто не отзовется у меня внутри.

Атсуши: Внутри исчезнет то, что резонирует с песней.

ATSUSHI: Так и получится.

Атсуши: Поэтому ты меня бережешь?

ATSUSHI: Да. Ведь если ты — мечта, то...

Атсуши: ... ты — разочарование.

ATSUSHI: Прямо как солнце и луна.

Атсуши: Никогда не сможем сиять в одно время?

ATSUSHI: В Taiyou ni Korosareta я впервые использовал образ солнца.

Атсуши: А вот луны было много. MOON LIGHT, JUST ONE MORE KISS.

ATSUSHI: А еще Sabbat, LOVE ME и Sakura.

Атсуши: Говорят, что полная луна пробуждает в человеке зверя, а у меня она ассоциируется с нежностью.

ATSUSHI: Луна, которая сочится крупными алыми каплями, выглядит зловеще, но мне она всегда казалась ласковой.

Атсуши: А солнце наоборот?

ATSUSHI: Ага. Когда в полдень я стою под лучами солнца, мне начинает казаться, будто я ими раздет. Даже если они светят не все время.

Атсуши: Луна более привычна для твоей кожи?

ATSUSHI: Да. У меня были такие ощущения еще до дебюта.

Атсуши: Когда человек думает так, он связывает сам себя. Я связан тобой.

ATSUSHI: Ничего не поделаешь.

Атсуши: Почему?

ATSUSHI: Все из-за солнца.

Атсуши: Другой причины нет.

ATSUSHI: Понимаешь о чем я?

Атсуши: Угу, понимаю.

ATSUSHI: Когда я на солнце, я чувствую угрозу.

Атсуши: Наверное, ты боишься мира, в котором нет секретов и тайн.

ATSUSHI: Может быть.

Атсуши: Но бывают моменты, когда я чувствую нежность даже в солнце. Например, когда оно навевает дремоту.

ATSUSHI: Нет. Мне больно от солнечных лучей.

Атсуши: Но солнце дает всем нам жизнь.

ATSUSHI: А еще солнце — это символ огромной силы.

Атсуши: Большая сила, которая управляет маленькой человеческой жизнью.

ATSUSHI: В «Постороннем» Камю описано солнце, которое озаряет Средиземное море.

Атсуши: Солнце в фильме «На ярком солнце» с Аленом Делоном тоже производит очень сильное впечатление.

ATSUSHI: Если говорить о фильмах, где ярко светит солнце, то это еще и «Безумный Пьеро».

Атсуши: Фильм режиссера Годара? Это в твоем духе.

ATSUSHI: Разговоры про Алена Делона тоже в твоем духе.

Атсуши: Зенит солнца героя Делона печален. Когда в последней сцене он падает в бездну, возможно, у него были бы шансы спастись, если бы в момент апогея он был укрыт ночью или тьмой.

ATSUSHI: А что если и апогей, и бездна — это вина той большой силы, которая играет с человеком, издевается над ним?

Атсуши: Опять эти твои нездоровые образы? *улыбка*

ATSUSHI: Большая сила — это судьба.

Атсуши: Солнце олицетворяет судьбу.

ATSUSHI: Я не собираюсь тут проповедовать фатализм, тем не менее, наверное, судьба — это движение в сторону предопределенного конца.

Атсуши: Мне хотелось бы думать, что конец на полпути можно изменить.

ATSUSHI: Это все равно что человеческими усилиями сдвинуть солнце.

Атсуши: Тебя послушать, так получается, что если судьба человека предопределена, то он живет для того, чтобы умереть.

ATSUSHI: На свой страх и риск я хочу сказать, что в этом тоже есть красота.

Атсуши: Это не значит, что сейчас я делаю что-то, чтобы приблизиться к концу. В этом я уверен.

ATSUSHI: В детстве ты не любил ходить в школу.

Атсуши: Помню.

ATSUSHI: Это из-за того, что ты боялся дневного времени суток?

Атсуши: Это не была настолько острая боязнь, чтобы прогуливать уроки, но мне было страшно встречаться с людьми в школе. Понимаешь о чем я?

ATSUSHI: Конечно. Ведь с этих пор пор я уже сидел у тебя внутри. Ты все молился о том, чтобы ночь не кончалась.

Атсуши: Мне нравилась вечерняя пора.

ATSUSHI: Потому что к вечеру заканчивается ненавистное светлое время суток.

Атсуши: Но для меня это было началом. Я всегда радовался, когда начиналась ночь.

ATSUSHI: Ты любил вечер и во время учебы в старшей школе.

Атсуши: То, что я видел и слышал днем, с наступлением сумерек воскресало во мне, облачившись в печаль.

ATSUSHI: Романтик *улыбка*.

Атсуши: Это плохо?

ATSUSHI: Нет, не плохо. Но если подумать, ты был странным типом.

Атсуши: А ты?

ATSUSHI: Я тоже романтик.

Атсуши: Во время учебы в старшей школе тебя беспокоило, как ты выглядишь в глазах других людей.

ATSUSHI: Даже когда меня никто не видел *улыбка*. Однако когда на тебя смотрят, порой зазнаешься...

Атсуши: Из-за таких твоих мыслей я испытывал к себе отвращение.

ATSUSHI: Наверное, это последствия того, что в детстве про меня говорили, что я похож на девочку. Мне ужасно не нравилось, когда обо мне говорили такое...

Атсуши: Помнишь драму о Нарциссе?

ATSUSHI: Отчетливо.

Атсуши: Слегка накрасив лицо, мужчина в белом платье разговаривает с зеркалом.

ATSUSHI: Он думает, что он красивый.

Атсуши: Он был напуган тем, что увидел то, на что нельзя было смотреть.

ATSUSHI: Напуган и вместе с этим очарован чем-то.

Атсуши: Я думаю, что это не есть настоящая красота. Красота — это что-то более ортодоксальное.

ATSUSHI: Меня пленяет эстетика разрушения красивого, находящаяся с изнаночной стороны красоты.

Атсуши: Когда ты смотришь на цветы, они кажется тебе красивыми?

ATSUSHI: Они красивы и прелестны сверх меры, потому что они увядают. Вечная красота невозможна. Красота эфемерна.

Атсуши: Я смотрю на красоту более смиренно.

ATSUSHI: Нет. Красота — это разновидность уродства.